"Гардель был полноват и пудрил лицо".
Интервью с Alberto Podesta взятого из журнала «El tangauta» 2006 год.
О
н только что снял фильм «Певец танго» и продолжает петь с тем же пылом, что и в свои юношеские годы. А еще он мечтает снова записываться с большим оркестром. В свои 81 год. Эта живая легенда танго все еще думает о карьере, перебирает в памяти великих прошлого – Ди Сарли, Лоуренса, Диссеполо, Кало – и не думает умолкать. Вы пели с самыми великими оркестрами. Чувствуете ли Вы, что судьба вознаградила в полной мере Ваш талант?
Нет, нет… Танго дало мне возможность узнать страны, путешествовать, завязать дружбу везде – от Кордовы до Нью-Йорка – но мне не везло в смысле денег. Я много и хорошо работал, но мне это не дало большой свободы в материальном плане. Когда я пел, вместо 2000 песо мне платили 1000, а вместо 1000 – 500. Мне не воздалось сторицей, хотя в любом случае танго дало мне саму жизнь, которую я все еще веду, друзей, путешествия, да и то, что чувствую я себя вполне счастливым. Теперь, по прошествии стольких лет, все это показано в фильме, Кафе Мастеров, презентации и пр.
Можно ли сказать, что записи «будят» танго?
Да, есть новые ребята, они берут записи, что я сделал в 40-ые… Но я-то хочу, чтобы меня слушали СЕЙЧАС! Чтобы я пел новые вещи, танго Чико Новарры, или те танго, которые уже никто не помнит.
Почему сейчас молодежь изо всех сил старается исполнять танго в ритме 2*4?
Из-за танцев! Сейчас все парни бросились танцевать. А еще из-за музыки и слов. Если завтра будет свой оркестр в Сандерленде, другой – в Ла Вирута, на каждой милонге – свой – посмотрим, как это они все время будут танцевать.
С официальной точки зрения, остается ли танго «беззащитным»?
Послушайте! Я совершенно не верю в Культуру этой страны. Не верю в бюрократов от культуры, не верю в телеведущих и шоуменов, во всех этих Густаво Лопесов: они не знают ничего, потому что дают эфир всяким Фернандес Фьерро – плохому оркестру, плохо одетому. Это же ужасно! Нельзя выходить на сцену в бермудах и маечке! И это не модернизм, и не молодежная мода, и не что бы то ни было! Они могут быть хорошо одеты, умыты, и при этом оставаться молодыми. Пусть они причешутся и наденут брюки и голубую рубашку!
И Эль Арранке?
С Эль Арранке все неплохо, но… Что я могу сказать? Все оркестры стараются подражать Освальдо Пуглиезе, однако великие танго-стандарты были Д`Арриенцо, Пичуко, Ди Сарли, Франчини-Понтьер, Мигель Кало. В те времена не реклама создавала успех, его делала публика. Мы брали четыре или пять танго и начинали и распространять на радио, на танцах, в кабаре.
Ах, расскажите мне о кабаре тех лет…
Я начал выступать в 17. И когда приходили музыканты, девочки говорили: «Посмотрим, с кем уйдет певец», «Мне оставьте бандонеон», другие: «А мне скрипача!»
Была ли среди них та, что свела Вас с ума?
Была одна девушка, Порота, с которой я прожил шесть лет. Она была смугла, красива, ей 22 – мне 17… Тогда я начал становиться настоящим мужчиной, узнавать жизнь… А Кало, Франчини меня направляли.
Но раньше Вы познакомились с Гарделем?
Да, это было в 33 году, в Театре Сервантеса в городе Сан Хуан. Меня привел дядя. Театр был полон. Гардель пел в сопровождении четырех гитар, без микрофона. Он был полноват и пудрил лицо. Он позволил войти целой ватаге парней, что стояли на улице. Сказал хозяину: «Брат! Позволь им войти в рай!» Потом они говорили: «Меня ввел Гардель». Это со мной останется навсегда.
Расскажите еще какую-нибудь историю о нем!
Слушайте: однажды он раскладывал жаркое, и ему сказали: «Дон Карлос, мы хотели бы, чтобы Вы послушали этого паренька!» А то был Гектор Паласьос. Гардель послушал его, а потом сказал: «Мальчик, ты поешь очень хорошо… (и сжав его плечо) Но надо брать их (чувства) отсюда!» Он всегда думал, что ему уже пора уступать место другим…
В 39 году Вы пели с Кало…
Превосходный дирижер, великий творец, потрясающее чутье на новые вещи. Он всегда был спокоен, настоящий дирижер, общий друг!
А в 1942, с Ди Сарли.
Для меня это было самое главное. У него был очень трудный для исполнения стиль. Великий художник, вызывающий всеобщее восхищение. Никогда я не пел со столькими людьми, никогда больше не было у меня такого успеха и стольких денег, как с ним. Это был очень щедрый человек, настоящий Сеньор.
Потом, в 1945, Вы пели с Педро Лоуренсом.
Да. Он хотел, чтобы я делал с ним хорошие сборы, на все оседало в карманах у его представителя, Освальдо. Однажды я рассвирепел: «Этот тип не имеет ничего общего с Вами, выкиньте его ко всем чертям!» Я его не мог переносить более.
А что с Франчини-Понтьером?
Они думал обо мне уже тогда, когда создавали свой оркестр. Мы были как братья.
В 1955 году, Освободительное Движение запретило «уличный жаргон». Именно тогда начался упадок танго?
Нет, танго начало вырождаться раньше, во времена Перона. Он передал все полномочия представителям Синдиката Музыкантов, то есть в каждом оркестре должен был состоять вот такой «делегат». И они со временем превратились в настоящих хозяев оркестра. Стали торговаться с владельцами ресторанов и кафе, и в результате многие оркестры разорились. Слишком уж рьяно профсоюзы боролись за права музыкантов (за деньги), а в результате в кафе стали ставить проигрыватели, а потом и магнитофоны – так дешевле! Вот так и стали исчезать сначала оркестры, а потом и сами кабаре, танцзалы, кондитерские, в которых когда-то играла живая музыка.
Бар Санта Фе и Годой Крус, где мы беседуем с Доном Альберто, организовал мемориал, посвященный ему. В 1944, это заведение принадлежало игроку Рене Понтони, и здесь же пели великие, незабываемые артисты: Мауре, Карлос Акуньа, Роберто Кирога, сам Подеста, который на одном представлении познакомился со своей будущей женой, Эльсой. «Здесь я ее заметил, потом мы начали встречаться. В то время это все было сложно…Мы даже думали пожениться, но в 58 я уехал, и наступил разрыв. Когда я вернулся, в 1962 году, мы как раз создавали Оркестр Звезд Кало, она пришла меня встретить, и мы снова стали встречаться. А потом мы поехали вдвоем в Чиле и там поженились. Родился наш первенец, Александр, потом Бетина. Если б Вы слышали, как она поет!»
Были Вы в молодости милонгеро? Любили ли разудалые вечеринки?
Нет, мне нравилось сходить выпить кофе с друзьями, музыкантами, но я им говорил: «Берегитесь, это затягивает», на что они мне отвечали: «Ты так говоришь, потому что тебе это не нравится»
Вам уже 81, а выглядите Вы много моложе.
Слава Богу, слава Богу. Я никогда не злоупотреблял. Многие ушли молодыми. Вспомните Морана: каждый день на танцах, зарабатывал по 50 тысяч песо в месяц, он мог купить все, что угодно…А закончил в нищете – жаль было очень!
Почему Вас не пригласили в «Аргентинское Танго»?
Не знаю. Когда это шоу переезжало из Парижа в Нью-Йорк, я работал в «Старом Магазинчике». Я было начал переговоры, но они договаривались с Клаудио Сеговией, с Альба Солис, Негро Лавие… Мне было жаль, что не получилось там поработать. Ох и денег бы получил!
Кто из молодых артистов Вам нравится?
Есть такой малый Эстебан Риера, хорошо поет. Мне нравится Ариэль Ардит, он очень аккуратен. Лидия Борда? Нет, мне она не нравится. Ее много рекламируют, но артист стоит только тогда, когда добивается успеха у публики сам.
Почему не появляются сейчас такие оркестры, как когда-то?
Потому что парни слушают Пьаццоллу, который создает хаос, а не Пьаццоллу 46 года, который играл хорошо. Во всем мире слушают танго 40-х, иностранцы увозят эти диски.
Как бы Вам хотелось, чтобы Вас вспоминали лет через 10?
Как хорошего человека. Это лучшая награда, которую я мог бы получить.
Перевод с испанского Ольги Париковой.
© НП «Академия «Дель Танго»;