6 января 2010 года журналу “La Milonga Argentina” исполнилось 4 года. В честь юбилея в Редакции журнала решили переопубликовать интервью с Гавито, которое они сделали в декабре 2004.
“У его мудрости и видения все еще есть много чего, чтобы учить нас и заставлять нас думать …”
Гавито – воплощение танго. Подобный Дон Кихоту – стройный, худой, живой – как будто был создан по его образу и подобию. “Я с Юга, я совсем южанин*” – повторяет он эмоционально при упоминании соседних ему кварталов – Avellaneda, Sarandi** – хотя упоминает, что “по случайности” родился в Ла Плате 27 апреля 1942. Поскольку “нет пророка в своем отечестве”, в Италии вскоре выйдет книга о его жизни, его истории “милонгеро чистой воды”, его путешествий по всему свету и его уникальном стиле, замедленном и глубоком, который оставляет сентиментальные отпечатки в сетчатке того, кто это видит.

“В Forever Tango мне меньше всех доставалось аплодисментов, но увидев, как я танцевал, люди уходили плакать в ванной.” – сказал он как-то после… “Танго, которое я танцую – это танго Юга. Это танго, у которого есть запах травы, земли, запах того, что является нашим.”

Карлос Эдуардо Гавито, как значится в его официальных бумагах, признается, что бывал в Италии в поисках происхождения своей фамилии, но “..смущен, фамилия не появляется ни с какого боку. Возможно, из-за чиновников Иммиграционной службы, когда мой дедушка эмигрировал в Аргентину”.
В его доме и его студии, на улице Лимы в 1100-ых***, есть много фотографий его длинной карьеры: за границей, с различными партнершами, с дорогими друзьями как Пепито Авежанеда … и трудно отделить его жизнь от искусства, потому что они являются одним и тем же.
“Для меня танго – это поэзия. Я всегда говорю, что начинаю танцевать с заглавной буквой, затем я ставлю запятую, затем многоточие, затем вопросительный знак, восклицательный знак, ударение и финальную точку. Это – то, как я танцую танго, шаг за шагом, и каждое движение – шаг. Каждое движение! Поскольку я верю, что танго – это не шаги, а скорее то, что между ними, где нет ни-
чего, где – тишина, где – память и воспоминания. Именно поэтому я танцую по-другому.”

– Будучи подростком, Вы могли учиться или сразу пошли работать?
- Я работал с детства. В возрасте 7 лет я продавал газеты на улицах, работал на ярмарках, на рынках, вместе с Пепито Авежанедой …
– Каким было Ваше детство, в Вашем квартале …?
- Мой квартал? Он был очень бедным. Чтобы войти в мой дом надо было прыгать с булыжника на булыжник, чтобы не упасть в воду, которая была повсюду. Та земля была вся завалена мусором, который мы имели обыкновение называть ““la quema”. Но самая большая гордость моей жизни – мои родители, 98-летний Томас Гавито, исполнитель народных песен помимо прочих занятий, и 91-летняя Пилар Гомес, оба замечательных родителя, которым удалось воспитать шесть детей образованными, у всех нас было хорошее образование.
– Когда Вы осознали вовлеченность в танго?
- Это красивый вопрос … В действительности, я не знаю… Я не отдавал себе отчет в том, что стал страстно влюблённым в танго. Знаю, что у меня была склонность слушать радио. В 9 лет я сказал моей маме: “я хочу учиться играть на бандонеоне”, и у меня были уроки в течение приблизительно четырех лет или около этого. Ребята из квартала меня доставали: “бросай, пойдем танцевать
рок”. Но я любил звук бандонеона, я влюблен в этот звук, который плачет, заставляет трепетать, сжимает сердце; в нем есть тоска, в нем есть та боль, которая есть в танго.
– Когда начали ходить на танцы?
- Очень маленьким… Одевал длинные брюки своего брата, перепрыгивал проволочную изгородь и стену, которая была между моим домом и клубом нашего района,
и сбегал от матери. Видел истинных милонгерос, не именитых и не известных. У меня есть одна красивая история: мне было 8 или 9 лет, когда я пошел в клубbФриулано в Саранди, я едва доставал локтями до сцены. Начал выступать оркестр, и в какой-то момент Моран**** и Пульезе обменялись взглядами, Моран наклонился и потрепал меня по голове, и в этот момент я понял, что он плакал. Возможно, так и началось для меня танго. Гавито только впоследствии стал профессиональным танцором. Он был рабочим сцены в Национальном Театре в течение четырех лет, он работал с Нелидой Рока, Сусаной Брунетти, “но когда у меня ничего не было, я работал мойщиком по-
суды, за границей, чтобы кормить мою новорожденную дочь, и сделал бы это снова, потому что жертвовать стоит.”
– У Вас есть собственная концепция. Как Вы думаете нужно влиять на новых танцоров?
- Они должны думать немного больше о том, что внутри них, а не снаружи. Не выставлять напоказ чувства, которые сами по себе выразительны.
– Они учат плохо?
Да, я говорю об этом каждым моим словом. Во-первых, потому что большинство из них изменили свою профессию чтобы преподавать танго, потому что в наши дни танго – это маркетинг. Прямо сейчас я говорю им, пожалуйста, думайте о том, что это наше наследие. Я сам аргентинец до мозга костей, и это приводит меня в бешенство. Я не боюсь высказываться напрямую. Нельзя ни опошлять наше наследие, ни продавать его. И если уж мы продаем это иностранцам, давайте делать это хорошо.
– Чем было истинное танго …?
- Или это танго, или это не танго. Пусть мне молодежь простит мое ребячество, но я не верю в Наркотанго и им подобных, и упоминаю их потому что у них столько музыкальной наглости, как если бы они посвятили себя танго. Это было бы прекрасно, такое наследование, но
здесь мы проигрываем, потому что они хотят создать новые имена, в то время как танго в этом не нуждается. Оставьте все как есть, изобретайте что-то другое, не знаю.. мамбо-рамбо*****, что угодно..
– А эволюция …?
- Да, но в пределах танго. Я не танцую как Эль Качафаз, и Троило не играл как Канаро, разница огромна. И даже Пьяццолла сказал: “я играю музыку Буэнос Айреса”. Почему они берут на себя делать музыку, которая не носит имени танго и имеет ритм, отличный от “две четверти”? Две четверти уже не услышать. И с танцем происходит нечто подобное.
– Они танцуют или учатся плохо?
- Они танцуют хорошо, у них много техники, они делают ганчо сюда, ганчо туда, не влезай – убьет; и вдруг, внезапно, потому что звучит скрипичное соло, он обнимает и целует девушку. Это страшная фальшь! Нельзя метать громы и молнии, а потом дарить ей поцелуйчики.
– Но существуют какие-то хорошие примеры …
- Хавьер и Жеральдин – пример в этой новой эпохе, потому что несмотря на их молодость, в них есть та “взрослость”, которая является зрелостью.
– Чичо Фрумболи?
- Он занимается танго, которое не является зрелым для него. Он созрел раньше, и когда он танцевал музыку Пульезе, я думал, что его импровизация была сенсационной, его творческий потенциал невероятен, но теперь… Это – новая формула, которую создал Густаво Навейра, великий танцор и превосходный хореограф, но они пошли дальше, создавая танго, которое идет
не от чувства, но от движения. Именно поэтому я не делаю шагов, я танцую на уровне ощущений, я перемещаюсь свободно, как птица. Я не должен что-то запоминать, потому что иначе это сделало бы меня компьютером.
– И это то, что происходит с большинством танцоров?
- Невольно они превращают себя в компьютеры. Я не говорю, что мы не занимаемся движением, формой, шагами, но нужно стараться максимально избежать того, чтобы это все преобладало над тем, что внутри. Шаги****** – не хореографическая фаза, потому что это – память, это – где ум заморожен, чтобы быть не чем иным как памятью о движении; а не то, к чему прилагается нечто, должное быть чувством. Это – то, где они все убегают, где они уходят по касательной, где они теряют свою собственную ценность. Я не сомневаюсь в том, что у Навейры и Чичо есть их ценности и творческий потенциал. Ах, как бы я хотел бы сказать им всем: “Засните и танцуйте!… Так, как вы чувствуете это, но не отдаляясь от танго”. Я хотел бы сказать им: “Я сожалею, ребята, но если верно, что танго – это та грусть, которую мы танцуем, тогда означает, что это – эмоция, а не движение. Проанализируйте это, думайте об этом, оскорбите меня, скажите, что мне все что хотите, но думайте об этом. Вы увидите, что я и не так сильно ошибаюсь”. Лучшее танго – если во время танца можно заметить, что это не заучено, не поставлено.
– Навейра сказал мне, что аргентинцы не знают того, что происходит с танго.
- Верно. Возможно, танго – это не танец для всех. Этот танец не обязательно станет опять популярным, как когда-то, танго становится все более элитарным. Почему? Потому что танцевать танго непросто. В Forever Tango мне меньше всех доставалось аплодисментов, но увидев, как я танцевал, люди уходили плакать в ванной. Сейчас “чего изволите: чувствовать или использовать”? Сентиментальность воспринимается как слабость – хорошо, мы все живые люди… Можно надеть маску красавчика, но внутри остаться очень слабым. Чувства разлучают нас, мы можем умереть от печали. Не от счастья.
– Каким был самый неприятный случай на Вашей памяти на милонге?
- Много было… Я вижу плохой танец, и для меня это – непристойность. Неуважение к тем, кто любит танго. И я здесь разделяю социальное и сценическое танго.
– Вы много раз влюблялись на милонге?
- Да, много! Иногда взаимно, иногда безответно. Иногда это была настоящая страсть. Меня покорял взгляд, который мог быть нежным. Я был женат дважды, оба раза – на танцовщицах.
– У милонги есть свои собственные правила и исключения…
- Я сказал бы, что, если вы хотите влюбиться и жениться, не стоит идти на милонгу. И если вы
женаты, вы должны очень бояться разбить отношения, потому что милонга приносит новые эмоции, много чувств, вы понимаете, что еще не настолько стары, или вдруг ловите желание найти другого человека, чтобы сказать ему: как такое может быть, что я потерял столько лет своей жизни и не встретил тебя? И это опасно. Это игра, которая не должна быть игрой. Это должно быть чувство. Это красиво – придти вместе со своей супругой, обнять ее и понять, что ваши отношения сегодня только начинаются. Это объятие. Объятие – это то, чего не хватает обществу.
– Сейчас Вы состоите в браке?
- Нет, разведен. У меня есть дочь, Ева Каролина, ей 17 лет, она родилась в Англии и сейчас живет в Шотландии вместе со своей матерью, Элен Кэмбел, она совсем шотландка. Я чуть не женился в кильте, не захотел его надевать (смеется).
– А Ваша первая жена?
- Мирта, мы были женаты семнадцать лет; мы протанцевали вокруг всего земного шара, три или четыре раза.
– Вы говорили со мной ранее о химии в парах … Это загадка…
- Менять пару значит менять способ жить и быть. Каждый раз, когда меняешь пару – меняешь себя как личность. Независимо от того, нравятся партнеры друг другу или это только танцевальные отношения. Свидетельством этого была пара Марго Фонтеин и Нуриев: вы видели их на сцене, и это была любовь, облаченная в танец. С Миртой у меня была мощь, сила и молодость, энтузиазм, жертвоприношение, которое мне ничего не стоило. Затем появилась моя вторая партнерша, Хелен, балерина из Королевского Балета, – это была серьезность, профессионализм. Это стоило немало слез учить ее, потому что она отказывалась принять мой импровизационный стиль… После с Марселитой (Дуран) это была чистая химия, просто “взрыв”. Я встретил ее, когда у меня была милонга в Лондоне, а она выступала с Forever Tango. В течение семи лет мы колесили по миру. Эти отношения представляли собой амбицию чего-то, что каждый в жизни ищет и находит уже в этом не нуждаясь, потому что тут никогда не было намеков на что-то большее, нежели танец. В танце было намного больше силы, чем в личных отношениях.
– А Мария (Пласаола)?
- Я начал танцевать с Марией три года назад. Она очень молода для меня, так что я должен был дать ей другой вид и характер своего танца, так в нем изменились чувственность и страсть которые были с Марселой, на бесхитростность и чистоту с Марией. Другое объятие, взгляд. Она прекрасна, но я вижу, что она могла бы быть моей дочерью. Бывает разная привязанность, это как погладить внешней стороной ладони (делает жест рукой).
– Почему существует такое расхождение между танцорами?
- Потому что все хотят быть первыми, никто не согласен быть третьим или четвертым. И это должно быть заслуженно, иначе вы нечестно занимаете не свое место. Меня смущает, когда Гавито ставят на первое место, ибо я не претендую. Я ни с кем не соревнуюсь. Я – Гавито, только и всего.
– В чем Ваше самое большое беспокойство как учителя?
- Сейчас я не учу шагам, я учу как не врезаться в других на милонге. Делайте то, что вам нравится, но не врезайтесь в людей, пожалуйста! Потому что это делает неприятным ходить танцевать. И с каждым днем ситуация будет только хуже, если как учителя мы не станем относиться к вопросу критически и будем продолжать учить движениям, которые нельзя сделать на милонге. Оставьте ганчо и поддержки для сцены. Люди ходят на милонгу, чтобы наслаждаться, а не чтобы пострадать. Бывают девушки, с которыми намучаешься, потому что танцуют сами по себе. Они даже не ждут, чтобы их повели. Если объятие – это танго, то ноги – его словарь.
– Я могу представить, как Ваши проблемы со здоровьем оказали большое влияние на образ жизни. Хотите поговорить на эту тему?
- Вы можете включить это, потому что меня это не расстраивает. Это все – жизнь, у кого-то есть плохие зубы и ревматизм, а вот у меня – рак. Один они успешно удалили из мозга, теперь говорят что еще и в легких. Мне теперь порой непросто, и я не могу танцевать милонгу. Но взгляните на Руфино, с одним легким он был лучшим певцом танго! Возможно все! Мои чувства гораздо сильнее, как я узнал, что у меня неизлечимая болезнь. Слушайте, мне 62 года, и я хочу сказать пару слов: “Спасибо смерти, чтомне позволила жить так!”

Сильвиа Рохас

* – имеется в виду южные окраины Буэнос Айреса
** – кварталы в южной части Большого Буэнос Айреса
*** – нумерация домов в Буэнос Айресе привязана к расстоянию от начала улицы (в метрах)
**** – возможно, имеется в виду Альберто Моран, вокалист у Пульезе в 40х годах
***** – мамбо – это традиционный танец гаучо, также на сленге – наркотический “приход” или “трип” (от Маяка: эта ремарка – по данным журнала La Milonga  )
****** в оригинале – “el camino”, дословно – “дорожка”.

перевод и комментарии – Вячеслав Иванов

оригинал -журнал “La Milonga”