Кугель А.Р.
Томительный танец грусти
Сексуальное происхождение большинства танцев даже на взгляд заметно. Если в плясках чувствуется также гимн природе, обожествление ее тайн и сил, то одно не мешает другому. Культ "фаллоса" входил органически в таинства природы; все в общем было загадочно, тревожно и на взгляд первобытного человека, трансцендентально: лунное притяжение, таинственное мерцание звезд, конвульсия от электрического тока и загадочный, как рост травы и шум водопадов, трепет полового чувства.
Танго являет собой ритмику современной сексуальности. Обостренность чувственного начала в танго, вот что характерно для нашего времени. В танго (я разумею изящный танго, как салонный танец) сексуальность есть единственное содержание танца, причем формы ее выражаются самым сдержанным образом. Канкан, например, считали и считают "скабрезным" танцем. Но скабрезность канкана есть скабрезность Поль де Кока. Можно ли назвать Поль де Кока чувственным, сексуальным писателем? Это, конечно, величайшее заблуждение. Поль де Кок рассказчик "неприличных" анекдотов, в которых много веселонравия и совсем нет чувственности. Сексуальные подробности интересуют Поль де Кока лишь постольку, поскольку дают повод рассказать забавный анекдот. Я бы сказал, что и в канкане то же самое. Манера канкана неприлична, но не сексуальна. Когда канканирующая особа обнаруживает свои "dessous", согнув и высоко подняв колено, она как будто говорит: "посмотрите, как это забавно". Это "drolle", дурачество, а не "suggestif" и "troublant", каковыми, по определению великого Ворта, должны быть "dessous". Это чад веселья, а не чад страсти. И во всех этих "польках-трамблям" то же самое скаканье от полноты веселья. Это смех эротики, а не трагический профиль сексуальности, не край бездны...
Совершенно понятно, что разные "матчиши" не могли привиться в обществе, и остались навсегда танцем эстрады. Эти танцы специфичны. Их разухабистость исключает трагическую тайну сексуальности. В матчише мистическая тайна пола низводится до бесстыдства, т. е. до уничтожения тайны. Это опять-таки опыт природо сообразного танца, как и ренессанса эллинизма, но опыт вульгарный и откровенный.
Танго дает сексуальность откровенную и сосредоточенную, сексуальность трагическую. В танго - роковое влечение пола, и чем утонченнее и изысканнее фигуры танго, тем роковая неизбежность пола сильнее чувствуется в танце, и тем самый танец пленительнее. Музыка танго, основной мотив ее - не имеет ничего общего с музыкой наших танцев, за исключением отчасти некоторых старинных венских вальсов, в которых, однако, всегда было много сентиментальности. Музыка танго лишена бравурности, ее ритмы замедленные, ее темп "moderato", умеренный и серьезный. Она имеет какое-то сходство со старыми гавотами и менуэтами, но с оттенком мучительной тоски, которой последние не знают. В гавотах есть фальшивое стремление к опрощению. Это "Трианон" Марии Антуанеты, такая же сочиненная пастораль, как сочинен эллинизм Дункан. Это игра в невинность людей испорченных и потому притворяющихся. Менуэты и гавоты лицемерны. Они продукт той эпохи, когда высшим шиком сластолюбия было иметь метрессой монахиню, и непременно самого старого монастыря. В танго нет лицемерия. Он определенно сексуален и в то же время длителен именно потому, что интенсивность эротики зависит от ее длительности. Менуэт или гавот начинаются с фальшивого уверения, что я-де Вас уважаю, очень уважаю и вот знаки моего к Вам уважения. Тем не менее, из уважения выходит все-таки танец пола. В танго танец обнаруживает сразу свою сущность. Длительный, как гавот или менуэт, он определяет сексуальное влечение или намерение с первых тактов. Но будучи отмечен стилем нашей эпохи, он томителен, - не истомен, подобно "лебединой" пляске на кончиках пальцев, а именно томителен.
Позволю себе процитировать следующие строки из "Книги о танго" Бонч-Томашевского. "Танго открыло нам возможность иной ритмизации. Танго дало возможность прекрасного преображения в пределах тех ресурсов, которыми мы обладаем. Танго требует стабильной мимики, максимальной неподвижности тела. До сих пор в пляску неизменно включались бег, прыжки, подпрыгивания, - вообще все, что выводило тело из его сдержанного состояния, и потому салонная пляска так разошлась со стилем нашего века, поэтому никакие ухищрения танцмейстеров не могли заставить плясать сдержанных людей. Танго первым уничтожил эту преграду. Танго основан только на ритмическом ходе. Только простое, плавное, сдержанное движение, ритмизуемое периодическими остановками, легким приподниманием на носки. Все дело только в опоэтизированной прогулке, в которой напряжен каждый мускул, и где мерный ход гипнотизирует послушное тело. Теперь могут танцевать все, даже тот, кто до сих пор тоскливо стоял у стен, ибо ему стыдно было "прыгать козлом" по залу. Танго есть новый хоровод XX века".
Танго серьезен, танго трагичен - вот чего не договаривает автор, и что я считаю самою любопытною характерною чертою этого танца. Танго нельзя танцевать "aus reiner Tanzlust", по немецкому выражению, - от того, что на душе "играет музыка", и ноги, сами по себе приходят в движение. Танго в сущности грустен, если хотите - лиричен. Он заключает в себе опоэтизированную и в то же время вполне осознанную, грустную повесть сексуального влечения, со всеми его негативными радостями и позитивными страданиями. Животная бодрость вакхических плясок исчезла. Танго - неврастеническая пляска пола. В танго ни на грош нет молодости, как нет молодости в нашем веке. Насколько приятно видеть молодежь в бойких танцах, настолько в танго идеальною парою мне рисуется мужчина лет сорока и женщина 30-35 лет. Танго говорит о чем-то, что знаешь, о прожитых годах, об осадке, оставшемся на душе, и о неизбежности роковых законов сексуального влечения. В танго нет улыбки. Она запрещена. Она нарушает весь характер этого танца. Строго торжественное подчинение необходимости, в порядке, указанном ритмом культурных обычаев...
Бесспорно, что танго останется одной из самых ярких иллюстраций нашего времени. Танго - не выдумка танцмейстеров. Танец этот носился в воздухе. Танцмейстеры же его только уловили, и нет сомнения, что еще долгое время новые танцы будут развитием и повторением ритмических основ этого танца...
Из книги: Кугель А.Р. Утверждение театра. М., [1923]. с. 176-180 (глава "Кое-что о ритме")
Александр Рафаилович Кугель
Кугель, Александр Рафаилович (1864-1928) - русский литературный и театральный критик, публицист, драматург, режиссер. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1886). Литературную деятельность начал в 1882 в качестве журналиста. В 1897-1918 - редактор журнала "Театр и искусство". Автор книги "Утверждение театра" [1923].