Такое
теплое, Северное Танго
На
грани зимы и весны, когда внезапно ударил
мороз, когда небо застилали тучи, а сердце
неведенье, в уютном подвальчике на углу
Марсового поля играло танго. Очень теплое,
несмотря на зиму и название, и очень
страстное, несмотря на то, что совершенно не
сексуальное. Смычок летал как факон,
аккордеонистка отдавалась музыке так, как
не всегда отдаются мужчине. Все правильно,
все на своих местах. Смена года, танго, вечер,
переходящий в ночь, мате, местами пожар в
груди слушателей.
Мы холодный народ, не только потому что
север, потому что Питер. Может в силу места
рождения и природной философии, а танго все-таки
музыка южных людей. Как бы ни было смешно,
широта очень часто определяет темперамент.
Тем не менее, как то незаметно, танго
прижилось в наших местах и как танец и как
музыка.. И страсти, о которых повествовал
сначала Гардель, а потом Пьяццолла,
оказались не только не безразличны, более
того, пришлись по сердцу и нам.
Когда говорят о танго как о социальном
танце, мне хочется говорить те слова, за
которые в приличном обществе выводят и
ударяют в морду лица. Когда мне говорят, что
бывает Русское танго, мне хочется плакать,
когда мне говорят, что настоящего танго не
может быть в России, мне хочется еще раз
сходить на концерт Виктора Соболенко и
Эвелины Петровой.
Не могу сказать, что я очень много слышал
музыки танго сыгранной в живую за последние
три года, но такое бывало, при этом, очень
редко можно было сказать о музыкантах, что
они понимают то, что играют. Эвелина и
Виктор не просто играют, не просто понимают,
они в этом живут.
Танго не просто танец, это еще и философия, и
мировоззрение. Танго, несмотря на то, что
родилось в Байросе, не имеет национальности.
Танго может быть в любом сердце. Танго стало
модным в России не так давно, но для тех, у
кого оно живет в сердце, мода не имеет
значения. Танго это ритм одиночества и
печали, это стук твоей крови, когда ты
покинут, это биение твоего сердца, когда ты
изнемогаешь от желания. Танго это двое
ставшие на три минуты одним. И снова лица
как выхваченные фотовспышкой, усталость
рук, безвыходность лица, снова Франциско
Канарро сменяет Астор Пьяццолла, которого
сменяет Виктор Соболенко (впрочем, не
верьте, все было наоборот). Снова ритмичная Copacabana
сменяет заводную Jeanne Y Paul, которую сменяет мистически
депрессирующий
Черный снег, впрочем, порядок не важен,
эпитеты то же, важно то, что звучащее живое,
то, что во всем этой печали есть страсть к
жизни. Кто бы стал танцевать под музыку
смерти? Красное сменят черное, пауза
меняется на движение. Пара ставшая единым
рождает музыку. В зале тоже пары. Как-то не
бывает танго в одиночестве. Я не знаю что
есть хорошо или плохо когда звучит такая
музыка, я ничего не
знаю, я просто грущу и радуюсь вместе с ней.
По человеческим меркам эта философия стара
- 120 лет, по меркам цивилизации безумно
молода. В Аргентине она живет не переставая,
просто иногда ее больше иногда меньше, в 50
годы прошлого столетия милонги
устраивались на стадионах, а в одном Буэнос
Айросе играло около 400 оркестров танго, сейчас Аргентина
вынуждена им торговать. Мне кажется
танго будет жить долго, не потому что мне
так хочется, а потому что оно способно
поселяться в новых сердцах, потому что
меняется многое, но желание жить полной
грудью не исчезает никогда. Потому то
возникают люди которые снова зачем-то пишут
эту музыку, и другие, которые ее воплощают.
По большому счету, как музыканты, так и
милонгуэрос не мыслимы друг без друга, а
танго не мыслимо без них обоих.
И вот еще что, скажу вам по секрету, Танго,
это очень сложно, но возможно. Спросите у
Соболенко, спросите у тех кто его танцует...
Виктор
Стен/ин
01 – 15.03.03