"У меня есть вопрос к тебе".
Мариано "Чичо" Фрумболи

 

Пепа: В статье из журнала Tangauta в разговоре с Миленой Плебс ты выступал за возвращение к объятию, традициям танго, но, однако, на твоих уроках можно наблюдать совсем другую картину. Нет ли здесь какого противоречия?

Чичо: Я начал давать уроки случайно, много лет назад. Фабиан (Салас — прим. Маяка) тогда давал уроки в Галерее Танго, а я в это время занимался театром со своей знакомой, вы ее знаете, ее зовут Виктория Вьеира. Мы также занимались с группой из театра. Помню, что Фабиан собирался отбыть в турне, и просил меня подменить его на уроках, пока его не будет в Аргентине. Я согласился... Я начал так издалека, чтобы ответить на твой вопрос.
Так вот, был понедельник и было полно народу. У Фабиана было очень много учеников тогда. Он представил меня как человека, ко- торый будет давать уроки в его отсутствие, и, ясное дело, в следующий понедельник пришло только две пары и все. Не пришел никто! (смех в зале)
Начинали мы так, с малого. В то время я давал уроки вместе с Клаудией Йакобсен. Еще помню, что тогда мы с Густаво (Навейра — прим. Маяка) и Фабианом много работали вместе, пытались понемногу экспериментировать с танго. День за днем изобретали какие-то новые вещи, динамику и движения. Прежде всего — движения. Пытались делать самые безумные фигуры. Технику и анализ оставляли на потом. Идея была в том, чтобы придумать какое-то редкое движение, и попытаться его сделать. Мы с Клаудией таким образом придумывали что-то, и потом сразу пытались дать это на уроке, сами не зная, как это объяснить. Так происходило, потому что это был душевный порыв, желание немедленно поделиться идеей, которая всплывала. Думаю, с тех пор ничего не поменялось.
Когда я веду урок, то стараюсь передать все то, что происходит со мной в танго, я это не разбираю по полочкам. Я не говорю, что «танцую танго-нуэво, но с менталитетом традиционного танго». Нет, я не разделяю танго; то что со мной происходит в танго, движения и чувства, что мне дает динамика и контакт в паре, - все вместе. Если в какой-то момент мне что-то понравилось, что-то отозвалось во мне — я делюсь этим. Не важно, «новое» это, или «традиционное».

П.: Для тебя нет различий?

Ч.: Нет, их нет. Для меня есть что-то более существенное, это можно видеть у некоторых - и здесь я имею в виду мое танго-поколение, а не возраст, - у тех немногих, кто вышел из социального танго, потому что сегодня они уже не похожи на себя прежниЧ. Я думаю, что различие в этом, все просто.
Для меня танго - это все, будь то сцена, танцпол, милонга. Все это - танго. В самом деле, когда я иду танцевать на милонгу, для меня не важно - здесь я говорю «в кавычках» - «традиционная» это милонга или «нуэво», или еще что. Я танцую так, как у меня выходит, и как мне кажется это стоит делать. И мой ответ Милене был про это же. Этот разговор, который имел место два года назад, и который потом неоднократно всплывал, был про то, что я чувствовал тогда, и что танго было потеряно в какой-то момент.
Я это обсуждал с кем-то из своих друзей. Есть люди, с которыми у меня есть необходимость об этом говорить, потому что порой мне делается довольно грустно. Я люблю танго, я обожаю танго, я живу ради танго и за счет танго и иногда меня коробит видеть, что нет души, что нет чувств, нет должной связи между мужчиной и женщиной - я говорю о том, что было два года назад, хм.. Одни только упражнения, зарядка, не вкладывая душу. Поэтому я говорил ей о возвращении к объятию, и тут не важно, как я выкладываюсь на практике. Я делаю что-то на практике, когда я хочу делать это, иначе танцую в той манере, в какой я танцую, и которую все знают, но всегда в таком духе. Я всегда погружаюсь в то, что я люблю, в это состояние.

П.: И тебя не беспокоит, что на тебя вешают ярлык "Пионера нового танго"?

Ч.: В какой-то момент я беспокоился сильно, достаточно для того, чтобы опровергать это. Когда меня спрашивали, я давал отпор, потому что для меня «танго нуэво» не существует. Танго — оно каждый день новое.
Да, раньше — беспокоило. Сейчас я уже не обращаю внимание , не знаю, идут ли еще подобные разговоры, думаю, это уже в прошлом. Сейчас меня такие вещи особо не волнуют.

Бруно: Как ты думаешь, какую степень ответственности мы несем за то, что меняем стиль танца? Если говорить о том, что мы наблюдаем сейчас на танцполе? Не только в плане движения и музыкальности, я говорю скорее о стиле танцевания, который, возможно, наши предшественники меняли и больше, танцуя в близком объятии.

Ч.: Были старики, которые говорили: "танго — оно такое-то и такое-то, это и элегантность, но и не только, и вы, молодежь, это будущее танго". Я всю жизнь давился со смеха над этим, но сейчас я думаю так же, не будучи старым милонгеро (смех в зале).
Удивительно, да?
Обратите внимание на одну вещь: сейчас все в порядке, мы все молоды, а в танго есть люди любого возраста и это замечательно. Однако, в моем поколении тангерос были танцоры, которым было по 60 лет, и которым было по 20 лет. Промежуточного поколения - 40, 50 лет - не существовало. Был целый период, когда танго пряталось, было изолировано, покрыто забвением. То же и с музыкой. Между Пьяццоллой и Gotan Project – пустота, нет эволюции. Сегодня — думаю — немного проще нам, молодым, поддерживать сущность танца, продолжать историю танго.
До какого-то момента существовала одна история танго, а сейчас начинается другая история. Есть люди, кто уже танцует 3-4 года, кто только начал, но у них нет никакого представления, как танцевали 7, 8, 10 лет назад. Я считаю, что чтобы быть по-настоящему вовлеченным в танго, нужно уметь видеть ситуацию с другой стороны, заглядывать немного дальше в прошлое. Сегодня сложно искать «сущность танго» на милонге, потому что и милонги сильно изменились, очень сильно.
Я сейчас как старый пердун (смех в зале) - но это правда. Помню, как 10 лет назад приходил на милонгу и обстановка была очень гнетущей. Только вошел — и все на тебя уставились. А сегодня приходишь и тебя первым делом спрашивают «Как дела, дедуля? Все путем?». И это чудесно.
Я думаю, что я был одним из первых, кто начал ломать устоявшиеся правила в танго, начиная с идеологии и кончая стилем одежды. Пожалуй, тогда я был немного 'сумасшедшим', я был моложе и для меня имела значение всякая фигня, но, хорошо, к счастью это прошло. Но, думаю, что пытаясь разрушать какие-то структуры, всегда приятно возвращаться к истокам. Те, кто потенциально могут оказать влияние на изменение стиля танцевания, должны чувствовать большую ответственность, бОльшую, чем те, кто могут пойти за ними и просто начать крутить кольгады. Я говорю об этой ответственности как преподаватель и как танцор.
Желая отдать, поделиться, мы с Густаво и Фабианом забыли об одной важной вещи, о сущности. Я придумывал что-то, отрабатывал, снова и снова, вставал среди ночи, думая о какой-то связке, и за всем этим забыл о другой составляющей, о чувствах (делает жест, смех в зале) — наиболее важной части танго. Ладно, что было то было. Сегодня я это все вижу так. Это по-прежнему большая ответственность для всех тех, кто уже давно в танго, кто преподает, кто сегодня пишет историю. Вопрос — как это делать. Пусть это будет от сердца, от погружения в процесс, а не только от формы.

Аме: Сколько времени проводите в Буэнос Айресе, а сколько за рубежом?

Ч.: Я провожу совсем немного время в Буэносе, максимум - месяца четыре за год.

Аме: И не думаете, что это влияет на танец? На Ваш танец и на танго в целом? Это не связано с тем, что вы говорили о преобразовании милонги?

Ч.: Ни хрена. Я сейчас скажу что-то очень вульгарное, но танго — оно внутри (в зале слышатся вздохи, прежде всего женские). Я приехал в Париж в 1998 году совершенно один, и начал работать с Селин Руис, Сесилией Гонсалес и Клаудией Йакобсен. Уезжал, работал, возвращался, как все, кто ездит в турне. Рядом не было ни Густаво, ни Фабиана, которые были моими учителями, или, давайте скажем так: источником, из которого я воспринимал эволюцию танго. В свое время они были моими учителями.
Через полтора года я встретился с Лусией и мы начала работать вместе, сами. И я могу Вам сказать: основная эволюция меня как танцора была там, в Париже, когда я был один. Желание танцевать, создавать, творить на грани танца, музыки и театра, анализ танца с точки зрения его структуры, физики и динамики — все это было в тот период. Тогда же мы придумали волькады и кольгады — вместе с Евгенией — будучи одни Европе.

Аме: И все же, что это, что наполняет танго?

Ч.: Это сущность, это сила, это кровь, любовь, это — делиться чем-то, постоянно творить, это эстетика. Все это постоянно присутствует в отношениях между мужчиной и женщиной. Это уважение к танцу, не ломать напролом, а именно в пределах той концепции, которую я высказал только что. Я начал танцевать танго у Рикардо Барриос и Виктории Вьеира. Рики — настоящий Тангеро, кроме того он — актер, режиссер, учился в консерватории, но на самом деле он - Тангеро. Он был моим первым учителем, вторым - Тете. Они оба передавали мне танго напрямую, через танец, не было нужды говорить что-то, я это понял сразу, как только увидел.
Я прошел через многих учителей, очень многих, но именно они поразили меня больше всего. Сначала был Рики, потом Тете, а потом — Густаво. Густаво был тем, кто дал мне всю интеллектуальную составляющую танца, что в свою очередь позволило мне чуть шире видеть общую панораму творчества.
То, что я чувствую внутри, я скажу вам, что это: это какая-то тяжелая ноша, что, кстати, довольно характерно для портеньо. Это завеса, от этого исходит ощущение грусти, тревога, стресс, все те вещи, с которыми мы сталкиваемся по жизни каждый день..., я думаю, что это танго. Это придавливает тебя к земле и делает настоящим, позволяя танцевать.
Я чувствую, что танго реально, оно не эфемерно, оно во плоти, потому что музыка, лирика, движения - все об этом.

Аме: Без подобной отдачи нет танго?

Ч.: Для меня нет. С момента, как вы слышите музыку и говорите "я хочу танцевать под нее", вы уже внутри этого состояния, понимаете?

Мари: Как ты реагируешь, когда видишь своих клонов? (смех) (тот же вопрос также прислал по мейлу El Tio Cliff)

Ч.: Я не сужу их, потому что, на самом деле, я тоже был чьим-то клоном в какой-то момент. Например, мне очень нравилось, как танцевал Луис Соланас, так, косолапо (смех в зале). Очень нравилось!
После я увидел Тете и он очаровал меня. В то время я работал с Лауритой и мы танцевали супер сложно в стиле милонгеро, как и Тете, это первое, что мне приходит на ум. И я, когда танцевал, на самом деле верил, что был Тете, и когда я познакомился с Густаво, то танцевал и верил, что я еще и Густаво (смех в зале). Хотя снаружи, из-за моего музыкального и театрального прошлого, картинка была другая, не без интерпретации. И это самое важное, потому что иначе так и останешься лишь клоном, прекрасно копируя, но и все.
Если у тебя есть творческая жилка, чувствительность развита в каких-то других областях, то и здесь так же, просто разбираешься чем то-то и то-то интересно. Если один человек собирается копировать другого, это должно быть в рамках поиска, сегодня так, завтра этак, и рано или поздно придет к чему-то, присущему только ему одному. Это самый лучший вариант. Меня беспокоит, что порой люди не меняются, достигают какого-то уровня и там остаются. И я беспокоюсь не из-за себя, что они копируют меня, а из-за них, потому что они себя ограничивают. Период быть клоном, копировать кого-то, - это временно, через это нужно пройти.
Мне вспоминается один интересный момент в тему: я танцевал с Евгенией (Eugenia Parilla – прим. Маяка) 4 года, и прогресс за это время был нереальным, огромным. Я думаю, что Евгения – и это мое мнение — помимо того, что была символом и примером для всех девушек того поколения, потому что потом стали появляться ее клоны, тысячами (смех в зале).
После Евгении - и меня, ведь мы были вместе — у женщин в танго стали другие приоритеты, не такие, как было раньше. Она ввела новую область, помимо скорости, чувствительности итд, которые были раньше: важность вовлечения в движение. Когда я увидел это у других, я понял чего добилась Евгения, не важно, копировали ее или нет.
Точно так же, верхнее болео, например, делают все, никто не стал изобретать новый способ делать болео. Раньше это делали прямо, а сейчас — вверх, как она начала это делать, но у нее для этого была скорость, техника и готовое к такому движению тело, не у всех это есть. И ни одна девушка больше не думала о собственном способе делать болео...
Возвращаясь к Евгении: однажды я на нее разозлился. Мы должны были танцевать в Вируте, где-то года 4 назад. Я никогда не репетирую, это многие знают. Да, если нужно поставить хореографию – тогда да. К тому же, мне нравится креативная часть хореографии, но я редко этим занимаюсь, потому что мне быстро надоедает. В танго мне нравится спонтанность, нравится танцевать то, что в данный момент во мне возникло. Но это личное. В итоге, так как мы не репетировали, Евгения за неделю до выступления мне говорит: «Чичо, мы репетировать не собираемся?» Я ей отвечаю: «Нет, не будем, не хочу». На что она отвечает: «Но, Чичо, что же мы покажем?». Я смотрю на нее и отвечаю: «Теперь будем практиковаться еще меньше».
Мне не нужно ничего «показывать», я танцую то, что со мной сейчас происходит. И так всегда, в любой части мира. Иными словами, я не ощущаю никакого давления, и никогда его не чувствовал.
Когда я начал танцевать, было очень мало молодых, намного меньше, чем сейчас, поэтому давления не было с самого начала: всегда танцевал и всегда было одно и то же: мне аплодировали, всем было хорошо, и мне было хорошо. И так повсюду. Никогда не было проблем, даже когда мог бы чувствовать давление: танцуя рядом с личностями, которые были «супер топ» в танго, я лишь смеялся. Я просто делаю то, что мне нравится.
Во-первых, я ни с кем не конкурирую, поскольку в этом нет смысла. А во-вторых, у меня нет ощущения, что я должен кому-то что-то демонстрировать или доказывать: «раз я это создал, то дальше должен продолжать придумывать». Ничего подобного.
Как-то разговаривал с одним другом, там, в Европе, с настоящим другом, который мне сказал: «Чичо то, Чичо сё», но что Чичо? На прошлой неделе мне исполнился 41 год. Чичо – все, хватит. Есть уже другие, которые должны сделать то, что я уже сделал. Хватит. Да. Я продолжу этим заниматься, но уже для себя. Сегодня есть супер способные и очень талантливые танцоры. Пусть теперь эта ответственность ляжет на них. Что касается меня.. не то, чтобы я всегда ее чувствовал (смех в зале). Место, которое я занимал в определенный момент и на которое меня все поставили – сегодня я не чувствую, что должен его сохранять, или что нахожусь где-то выше или ниже. По существу, продолжаю оставаться таким же, каким был в самом начале. Если сегодня найдется кто-то, кто пойдет дальше, я пойду на его уроки. Никаких проблем.

Матео: Как человек, находящийся «внутри» танго, как ты видишь его вне Аргентины?

Ч.: В Италии очень хорошо ухватили суть милонги. Идею прийти очень красиво одетыми. Женщины на милонгах очень ухоженные, мужчины тоже. Но им не хватает техники и танца. То есть милонга есть, а танца нет. А в других местах есть танец, но нет милонги – это больше на севере Европы. Технику и динамику они освоили замечательно, а милонги, земли, любви, тепла – нет. Все по-разному. Я думаю, это вопрос времени.

Матео: Итак, танго принадлежит Буэнос Айресу?

Ч.: Буэнос Айресу и другим местам, но не всем. Вчера, например, я был в Бальдосе. Народу немного, но я чувствовал, что нахожусь на милонге. А, бывает, что на фестивале в Европе тысячи человек, а мне хочется пойти домой спать.

П.: Продолжая тему: Слава из Москвы спрашивал насчет фестивалей. Цитирую: «Я заметил, что многие аргентинские танцоры, когда их приглашают на фестивали в качестве преподавателей, на фестивальных милонгах все время сидят, болтают («чатятся») и не танцуют. Почему?» (смех и удивленные возгласы: «чатятся??»)

Ч.: Насчет чата не знаю, поскольку у меня в телефоне нет интернета. Я думаю, что мы, путешествующие по всему миру, доходим до какой-то точки… Например, приезжаешь на первый фестиваль, тебя встречают – в аэропорту, на станции, неважно – сажают в машину, и – упс! - тебе ставят танго и начинают спрашивать: «где был, что делал?». И ты рассказываешь, что только что делал.
Идет фестиваль, и у тебя есть желание танцевать, общаться со всем миром. По завершению возвращаешься домой, три дня – и следующий фестиваль. Прилетаешь и первое, что происходит – упс! – тебе опять ставят танго и начинают спрашивать то же самое. И так семь, восемь, девять, десять фестивалей. И в итоге доходишь до той точки, когда больше уже не можешь, и в итоге сидишь за фестивальным столом вот так (делает жест), потому что больше ничего не можешь. Думаю, это одна из причин.
Я лично устаю страшно. Почти на всех фестивалях тебя просят – практически говорят, что согласно контракту – чтобы ты был на милонге. Ты приходишь на милонгу, пьешь кока колу, общаешься немного, проходят 2-3 часа. Иногда ты проводишь больше времени, оставаясь до 5 утра, если милонга хорошая, но иногда у тебя есть только полчаса. Думаю, что в основном дело в этом: в усталости, в повторении одного и того же, а не в том, что мне чего-то не хватает.

Марсела: Ты до этого говорил о преодолении каких-то границ. По твоему мнению, что это за лимиты, которые все-таки сохраняют танго?

Ч.: Это то, о чем я говорил раньше. Первое – это уважение к танцу. И к тому, с кем этот человек танцует. Не говорю, «мужчина и женщина», потому что, особенно в Европе, сегодня танцуют женщины с женщинами и мужчины с мужчинами. Плюс музыка, связь с партнером… Но, важнее всего не ломать просто ради того, чтобы ломать. Многие повязывают что-то на голову, надевают какие-то безумные штаны и давай делать какие-то странные шаги. Я не традиционалист, но это мне не нравится.

Марсела: Поэтому: до какого момента танго, и после которого нет?

Мигель: До повязки. (смех)

Ч.: Не знаю, как тебе это объяснить, это нужно объяснить через движение. Сейчас танго стало немного контактной импровизацией, контемпорари. Потому что не так много танцоров пришли в танго из других танцев, зато многие тангерос пытаются вставить что-то из других танцев, не зная эти танцы. Лучше ограничить себя тем, что знаешь, изучить это до конца или что-то другое, также до глубины. И тогда уже пытаться смешивать, но исходя из чего-то общего - того, что знают оба. Или, если использовать что-то посередине и посередине, получится что-то средненькое.
Я думаю, что кое-что изменилось в танго, а именно – «правило», в том смысле, что правило танца это «один ведет, другой следует», неважно мужчина-женщина, мужчина-мужчина или женщина-женщина. Это – правило, правило игры, если его нет, то для меня нет танго. Для меня это обязательное правило. Человек, который принимает решение вести, должен играть по этим правилам.
Танго в некоторых местах Европы стало немного феминистским - не знаю, подходит ли это слово – потому что мужчины не ведут, а идут туда, куда идет женщина. Не говорю, что это плохо, это просто другое правило. Нет, я не говорю, что нужно схватить женщину и изображать мачо. Помню, что однажды слушал интервью с Сесиллией Тронкосо и она сказала: «Я не понимаю современных людей, которые танцуют все со всеми. Мне нравится быть женщиной, танцевать свою роль и следовать за мужчиной, который меня ведет». То есть, если каждый будет играть свою роль, то это сохранит ту сущность танго, о которой я говорил раньше. С хореографией все по-другому, но в социальном танце на милонге следует соблюдать это правило.

Даниэль: Мариано, помня, какой у тебя «километраж» на милонгах, когда сегодня ты идешь на милонгу, что испытываешь – ностальгию или надежду?

Ч.: На самом деле чувства смешанные. Ностальгию – потому что помню, что раньше танго было не клубом, а семьей. Прийти в Паракультурал или Чакабуко (милонги в БА - прим. пер.) это было как прийти в семью. Этого духа мне не хватает. Сегодня это больше клуб, куда приходит народ, чтобы встретиться, с более свободной атмосферой. Это хорошо, так как более современно, но, возможно, так как я ностальгирую, то надеюсь. Или наоборот.
Я не разочарован в танго, всегда можно продолжать творить и развиваться. Меня раздражает, когда танцоры упускают какую-то возможность, неважно на милонгах Буэнос Айреса или за границей.
Сегодня, в отличие от того, что было раньше, танцуют все и повсюду, каждый день и каждый месяц.
Выступления проходят на всех милонгах, иногда одна и та же пара танцует на 2 или 3 милонгах за месяц. Я думаю, что выступать на милонге – это хорошая возможность показать что-то по-настоящему свое. Аналогично за границей. Вопрос танго путешествий – это другая тема, когда ради этого объединяются в пары. Но в таком союзе танцор должен создать что-то. Потому что если ты ничего нового не предлагаешь, то 2-3 выезда, и больше в Европу тебя не позовут.
Я думаю, что если тебе дают возможность, используй ее по полной. Объединись с какой-нибудь девушкой, практикуйся, улучшай что-то, думай о том, что хочешь дать на уроках, и чтобы это не было безумным семинаром с названием типа «Танго фигуры-2011». Придумай и давай на уроке какой-то концепт, какой-то собственный метод. Я видел множество фотографий тангерос, который, например, анонсировали «моя собственная техника», а затем приглашаешь его танцевать… и где то, что он анонсировал во флаере? Нет ни той же одежды, ни той харизмы, ни того танца, что были заявлены в рекламе. Нужно же иметь какое-то уважение к танцу! Я понимаю, что всем нужно что-то есть, но можно же все сделать лучше! Я не в отчаянии, но думаю, что нужно все-таки напрягаться.

Корнелия: Я бы хотела вернуться к тому, что ты сказал. Как ты говоришь, в Европе не всегда человек следует, когда его ведут. Но при этом ты упомянул, что Евгения изменила роль женщины в танцы. Тогда вопрос: каким образом женщина может приобрести большую роль, не меняя это правило ведения-следования?

Ч.: Если ты действительно создала себе роль и занимаешь ее в танго, можешь делать все, что хочешь. Евгения никогда не изменяла этому правилу. Она совершила переворот, сохранив собственную роль.

Корнелия: А в чем заключалась эта новая роль? Это бы понять…

Ч.: Визуально?

Корнелия: Не только визуально.

Ч.: Хорошо, я попытаюсь ответить на то, что, как мне кажется, ты спрашиваешь. Есть кое-что, связанное с углублением качества и чувствительности движения, когда коммуникация в паре гораздо глубже по сравнению с тем, что было раньше, лет 10 назад – не более. То есть изменения технические – в ведении и следовании. Сейчас для меня это оптимальная точка – и с точки зрения чувствительности мужчины и женщины, и с точки зрения точности ведения без насилия и агрессии, и с точки зрения скорости ответа и динамики женщины. Думаю, что на сегодня данный технический аспект уже хорошо сформировался.
Это то, что происходило у нас с Евгенией, и то, что сейчас происходит у нас с Хуаной, которая еще немного улучшила то, что делала Евгения.
Техника дает скорость в коммуникации, чувствительность к ведению. И когда это работает, можно вести на какие-то движения гораздо быстрее. И естественно, когда владеешь такой точной техникой и обладаешь артистичностью, можешь добавить больше от себя.
Если, например, веду Евгению (или Хуану) на поворот, и она уже с первого мгновения поняла, что это будет поворот, она может добавить к этому что-то свое, если захочет. Если у нее есть энергия и артистичность для исполнения этого поворота в другой манере, то при такой скорости реакции, которую дает данная техника, это замечательно получается. Потому что она слушает меня, реагирует, но, кроме того, она интерпретирует, танцует, добавляется что-то от себя. Вот то, что мы сделали с Евгенией. Способности, которые есть у нее, Хуаны и многих современных танцовщиц – а есть много девушек, которые очень чутко реагируют на ведение – связанны именно с этим. Я не говорю, что они предвидят, нет, это вопрос восприятия и чувствительности. Для меня это важно, и Евгения была одной из первых, с кем я это почувствовал, потому что до этого, с Лусией, приходилось прилагать больше усилий при ведении. С Евгенией я как бы начал «внушать»: я ей намекал на движение, и тут же получал ответ. Хуану мне уже практически не надо вести (смех в зале) - мы понимаем друг друга идеально. Что дальше может быть, даже и не знаю.

Чино: Ты всегда танцевал то, что чувствовал, или в какой-то момент форма или техника превалировала в части созидания? Мне иногда сложно танцевать то, что чувствую, и в итоге я останавливаюсь на форме.

Ч.: Техника позволяет сделать движение, иногда движение тебе дает технику. Большинство современных техник продуцируют движения. Например, техника пружин (реботе) дает болео, блок (блокео) – смену динамики. Мне кажется, что должно быть оба варианта: долго думать и пробовать исполнить то, что придумал, при помощи имеющейся техники, или – брать движение и искать под него технику. Иногда это не получается. Много раз представлял себе какие-то вещи, которые в итоге не мог никак исполнить, поскольку тело не позволяет такое сделать. Тысячу раз пытался придумать как, и не мог, в итоге приходилось переходить к чему-то другому.

Пепа: И в какой-то момент, импровизируя, ты оставался ни с чем?

Ч.: Часто, но в большинстве случаев это было связано с тем, что я уже говорил: удовольствие превращается в работу и это меня блокирует. Когда делаешь что-то много раз, и делаешь это потому, что надо, в итоге выходишь на танцпол с мыслью о том, что нужно купить в супермаркете на завтра. (смех в зале) Вот тут надо остановиться, иначе я теряю всяческое удовольствие от танца.

П.: Вопрос из Испании, Рауль Навальпотро спрашивает: «Анализируя прошедшие годы и свою карьеру, если бы ты мог вернуться назад, ты бы что-нибудь изменил в том, что ты делал, и если да, то что?»

Ч.: Не думаю, что хотел бы что-то изменить. Я доволен тем, что происходило.

Аме: Относительно того, что ты говорил о эволюции Хуаны: ты не думаешь, что это больше твоя эволюция или роли мужчины, чтобы женщина могла занять такое положение?

Ч.: Я думаю, что каждый раз, когда танцую с новой партнершей – тут вот сидит Мариана (видимо, Драгоне - прим. пер.) – я адаптируюсь к ней. Я не пытаюсь «принуждать» кого-то.
Я осознаю (со всей скромностью), что интервью типа того, что мы сделали с Миленой (Плебс - прим.пер.), имеют большое влияние на многих. Иногда это забавно наблюдать: я сижу за столиком европейского фестиваля, и приближается танцор, делающий какие-то безумные вещи, но когда он подходит к моему столику, он срочно хватает женщину в объятие и останавливается, показывая мне, что он танцует танго. И это хорошо, это радует (смех в зале).
Для меня важно то, что я говорил в этой статье Милены, а именно, тема объятия.
У меня была приятельница в Швеции - Эмилия, не уверен, что вы ее знаете, вся в татуировках, очень приятная. И как-то я был у нее в гостях и она пригласила меня на урок. Она преподавала тогда с Рику (он еще диджеит). Я пришел на урок средней группы и стал наблюдать. И в какой-от момент в начале урока она что-то им сказала на шведском (а я на шведском не понимаю ни слова), и я увидел, что все они начали обниматься. То есть не все вместе, а в парах. Я не понял ничего, но какое сумасшествие! Установилась абсолютная тишина. Она ходила вместе с Рику вокруг учеников и наблюдала. А я, в свою очередь, наблюдал на ними всеми и не мог в это поверить! Это было замечательно! Их как будто заразили вирусом. После этого в классе создалась совсем другая атмосфера. Думаю, что это очень важно – вернуться к этому ощущению «быть вместе», потому что это большое удовольствие.
Мой первый урок танго был в студии Кристины Баньегаз и Рики. Виктория мне сказала: «Начинается курс танго, приходи», а я ответил: «Танго? Ни за что!» Я тогда был ударником – это очень далеко от танго. Она обиделась, и я сказал: «ладно, приду.» Это была суббота. А в театральной группе была девушка, которая мне очень нравилась. Ее звали Лали – Лаура, и в этот день она тоже пришла! Упс!
Сначала нам объяснили базовый шаг, отдельно мужчинам, отдельно девушкам, затем нас вернули в пары и случайно - потому что Виктория-то знала – меня поставили с Лали. И я ее обнял, хотя и не знал, как это сделать правильно. Все было не так! Но в тот момент, как я ее обнял (показывает как. Смех в зале), я помню, что почувствовал такое удовольствие, удовольствие от того, что я с ней. С этого я уже не прекращал танцевать танго и с этого дня я постоянно ищу это ощущение. Каждый раз, когда я приглашаю кого-то танцевать, я стараюсь вернуться к этому чувству робости и отдавания, ко всей этой замечательной смеси эмоций.

Чино: А ты не думаешь о том, чтобы запустить такой вирус? Набрать класс начинающих и опуститься на уровень более традиционный?

Ч.: Проблема в том, что я не живу здесь. Если бы я жил тут, у меня бы была куча идей, я бы много что сделал. Но меня тут нет, и это мой личный выбор, сделанный много лет назад – остаться в Европе, нигде подолгу не задерживаться, путешествовать. И этот выбор меня иногда ограничивает в планах. Да, иногда мне хочется остаться на одном месте, создать школу с нуля. Возможно, я это позднее сделаю, не знаю. Но да, мне бы хотелось такое сделать, и я не говорю, что с начинающими – есть много продолжающих, которых тоже надо «привести в порядок» (смех).

Грета: Ты не думаешь, что сейчас эволюция – это возвращения к традиции?

Ч.: Есть инволюция (обратное развитие – прим. пер.)

Грета: Как будто есть предел, выше которого уже не уйти.

Ч.: Возможно, что танцоры, которые доходят до этого придела, ограничены техникой, или артистизмом, или креативностью. Я думаю, что всегда можно идти вперед.

Грета: Но я имею в виду, что мы выходим за границы того, что есть танго.

Ч.: Для меня танго все еще не исследовано настолько, насколько должно быть, ни с точки зрения артистизма, ни с точки зрения зрелищности, ни с точки зрения возможности увеличения роли танго в мире, например. Поскольку образ танго для всего мира – это человек в костюме. А мне бы хотелось иметь возможность заявить, что танго в этом смысле изменилось и мы можем предложить новый образ – не танго-рэппера, а нового танцора. Но этого образа пока у нас нет.

Аме: И как ты его себе представляешь?

Ч.: Как я уже сказал, я пока его не могу представить. К тому же, я не уверен, что это вопрос ко мне и что я должен этим заниматься. Думаю, что есть смесь из информации, ощущений, ежедневных вещей, которые можно привнести в танго. Я предлагаю это исследовать с артистической точки зрения, а не на милонге. На милонге, я думаю, необходимо вернуться к идее объятия, а вот с артистической точки зрения, я считаю, мы совершенно «невинны».
Тем не менее, много лет назад меня шокировал один спектакль. Это был французский хореограф Катерина Бербессу. Я работал с ней в ее последнем спектакле. Но предыдущая ее постановка, «Valser» («Вальсировать» – фр.)… Я помню, что приехал в театр Банлье, это около Парижа, и Федерико, муж Катерины, аргентинец, спросил меня: «ты себе спектакль представляешь?». Я ответил, что нет, никаких идей. Тогда он посоветовал мне сесть на девятый ряд или дальше. «Почему?» - «Увидишь.» Итак, занавес открывается.. и вся сцена покрыта землей вот по сюда (делает жест). И весь спектакль они ходили по этой пыли босиком. Это был самый оригинальный спектакль, и это было уже 10 лет назад. В артистическом аспекте еще много можно сделать в танго, используя современные техники и все остальное.

Вопрос: Включая идею снять костюм? А женщина – без каблуков?

Ч.: По мне так хоть голая! (смех)

Танго-Газета “Эль Маяк”. №19 (Декабрь 2011) - №20 (Апрель 2012)
http://www.2xtango.com