Свежо, что обветшало  

Десять лет назад, 27 апреля 1992 года, ушел из жизни французский композитор Оливье Мессиан. Спустя два месяца – 5 июля – умер создатель «нового танго» аргентинец Астор Пьяццолла. А еще через пять недель – 12 августа – не стало самого радикального из всех авангардистов своего времени – американского композитора-концептуалиста Джона Кейджа.

Эксперименты Кейджа над музыкой до сих пор считаются радикальными. Кстати, самое знаменитое его произведение «4’33 – Tacet» (музыканты выходят на сцену и... демонстративно не издают ни одного звука в течение 4 минут 33 секунд) было впервые публично исполнено ровно полвека назад – в августе 1952 года.

Но и Мессиан и Пьяццолла тоже экспериментировали, если не «над», то «с» музыкой, и их творчество встречало не меньшее сопротивление. Хотя Мессиана еще при жизни сравнивали с самим Дебюсси и признавали крупнейшим в ХХ веке автором и исполнителем духовной музыки, в 1945 году после премьеры «Трех маленьких литургий божественного присутствия» композитора обвинили в богохульстве. И не столько из-за того, что сочинение культового жанра было исполнено в концертном зале, а из-за откровенно чувственного тембра электромузыкального инструмента «волны Мартено» (типа нашего терменвокса). Прославленный композитор и педагог до конца жизни продолжал служить органистом в церкви св. Троицы в Париже...

Астор Пьяццолла в течение 40 лет сочинял и исполнял свои «танго для ушей, а не для ног« (по его собственному определению) с самыми знаменитыми музыкантами мира – от джазиста Джерри Маллигана до струнного квартета «Кронос». Он играл на прижившейся в Аргентине гармошке под названием «бандонеон». Но на родине его признали всего лишь за пять-семь лет до смерти.

Три смерти в течение трех с половиной месяцев «с какой-то пронзительной очевидностью дали понять, что безвозвратно ушла в прошлое целая музыкальная эпоха». В кавычках – цитата из статьи-некролога, которую я тогда же написал. Но опубликовать смог только год спустя, да и то после того, как, пойдя на поводу у одного редактора («Танго?! Рядом с Мессианом?!»), самолично убрал из статьи все, что касалось Пьяццоллы.

Соответственно «за кадром» осталась самая главная мысль: время европоцентризма позади. По крайней мере искусство Старого Света осознало, что старушка Европа уже не пуп земли.

Дзен-буддистская «Музыка перемен» Кейджа, индийские ритмы и индейские напевы у Мессиана и «новое танго» Пьяццоллы – свидетельства того, что музыка ХХI века будет «всемирной музыкой», синтезом всего перечисленного и европейской классики.

И еще: «новому танго» удалось сделать то, что в течение всего ХХ века (без особого, впрочем, успеха) пытались сделать симфоджаз и артрок – создать поистине демократичное искусство, для которого деления на «легкое» и «серьезное» просто не существует.

Кроме того, всеобщая мода на танго Пьяццоллы – еще одно доказательство того, что новое теперь в той музыке, которая не хочет зависеть от научно-технического прогресса, в первую очередь должно быть хорошо забытым старым. «Свежо в аккордах все, что обветшало» – как написал в своем стихотворении о танго земляк Пьяццоллы Хорхе Луис Борхес...

Буквально через год после смерти аргентинского бандонеониста скрипач Гидон Кремер сколотил международную команду для записи первого из целой серии своих дисков с аргентинскими и русскими танго. На Пьяццоллу нацелились и филармонические знаменитости – виолончелисты Мстислав Ростропович и Йо-Йо Ма и звезды популярного джаза – от гитариста Эла ди Меолы до эстетского Венского арторкестра. В общем, во всем мире, а не только у нас, как писал поэт, «так уважают мертвых, что хоть ложись да помирай».

На днях я рассказал обо всем этом нашему Льву Рубинштейну. «Ну да, – прокомментировал Лев Семенович, – а теперь тебе скажут: про Кейджа и Мессиана лучше не надо, пиши про одного Пьяццоллу». И правда: через пару дней я говорил по телефону с музыкальным обозревателем одной из крупных столичных газет. «Лето, ну совсем не о чем писать», – дежурно посетовала моя собеседница. А я, естественно, тут же вспомнил наш с Рубинштейном разговор: «Ну как же, вот 90-летие Джона Кейджа на носу». Никакой реакции не последовало, и я продолжил: «И вообще десять лет со дня его смерти. И еще Мессиана и Пьяццоллы».

Ответ моей собеседницы вы уже знаете. Надо ли его здесь повторять?

 

28.8.2002 
Дмитрий Ухов

© -"Итоги"

вернуться